Александр Агеев

О смертности в России в 2020 году СМИ стали говорить ежедневно, многократно и официально. Но преимущественно о её ковидной ипостаси. Между тем, вклад именно COVID-19 составляет пятую часть всех респираторных заболеваний, и он отнюдь не главная причина смертных исходов. Хотя пандемия на уровне официальной риторики превратила человеческую жизнь в «основную ценность» госполитики, в реальности в 2020 году в России имел место рост общей смертности, наблюдалось снижение миграционного притока и ухудшение демографической ситуации. За всем этим явно стоят причины не конъюнктурные, но фундаментальные.

Демография — не та сфера, где уместны и эффективны лишь административно-экономические методы. В демографии отражается долговременный опыт нации, глубинные ценностные установки личностей и всех групп общества, культура?— всё то, что восходит, в конце концов, к смыслу жизни. Хотя эти понятия кажутся аморфными, роль реальности, которую они выражают, колоссальна.

В начале 2000-х годов нами был предпринят масштабный проект по выявлению сценарного пространства развития России в долгосрочной перспективе до 2080 года. Были сформулированы 250 сценариев по девяти базовым подсистемам социума на фоне пяти глобальных сценариев. Важнейшей из таких подсистем в этой модели было также народонаселение. Демографические вызовы включали:

1) дальнейшее сокращение населения;

2) ухудшение структуры народонаселения;

3) поляризацию показателей доходов и имущества;

4) появление новых болезней и возрождение эпидемий уже известных человечеству инфекций;

5) усиление миграционных потоков в Россию с формированием плохо ассимилированных миграционных анклавов;

6) ухудшение показателей здоровья населения.

Тогда же был сформирован веер возможных сценариев демографического развития: активная семейно-демографическая политика, стабилизация, евразийская интеграция, ставка на иммиграцию, либеральный сценарий (спонтанная эволюция), репрессивный сценарий.

Ухудшение положения России, как и многих других стран, включая Китай, в мировой системе традиционно осмысливается как необходимость ускорения экономического роста — «иначе нас сомнут».

Ускорение темпов роста неизбежно вызывает вопрос о готовности общества пойти на определенные жертвы в текущем потреблении в пользу инвестиций и в интересах будущих поколений.

Длящаяся с 2009 г. стагнация российской экономики — следствие в первую очередь слабой инвестиционной активности. ВВП за целое десятилетие вырос всего на 4%, а инвестиции — на 2%. Доля инвестиций в основной капитал составила всего 17%, уступив и развитым странам, и почти вдвое — развивающимся. Весь комплекс задач среднесрочного периода требует темпов экономического роста в пределах 4–6% в год. Для этого нужно поднять долю инвестиций в основной капитал ВВП до 25–35%, то есть в 2 раза.

Ни по темпам, ни по объему инвестиций Россия пока не выходит на желаемую траекторию развития. В свою очередь, в структуре потребления прибыль и другие предпринимательские доходы превосходят доходы в форме зарплаты и других трудовых выплат. Приобретенные на эти доходы активы частично дислоцированы за рубежом (более 1 трлн долл., по официальным оценкам, не считая других категорий оттока капитала).

Иными словами, сложилась ситуация, когда скудный уровень жизни большинства населения сочетается с экстраординарно высоким благосостоянием немногим более чем 2 млн российских граждан и недопустимо низким уровнем инвестиций.

Все эти факторы вынуждают нынешнее поколение к «затягиванию поясов».

Что за общество и что за экономика у нас сложилась? Броские словеса вроде «дикий капитализм», «катастрофа» или умеренно позитивный официоз явно далеки от реальности. В терминах экономической динамики мы «стагнируем».

Сам по себе такой диагноз ни хорош ни плох — это всего лишь этап циклической эволюции. «Кризис» или «стагфляция», очевидно, неприятнее, а «подъем», разумеется, лучше.

Существенно другое: а) стагнация наша затянулась; б) ее причины во многом связаны с рукотворными ошибками в социально-экономической политике и в) у нас нет, говоря словами академика А.Г. Аганбегяна, «двигателей» развития: старые (система планирования) исчезли, а новые (конкурентный рынок) так и не созданы.

Именно это — главная угроза безопасности и развитию, тем более острая, что мы не одни «на этой льдине», что мы представляем собой щедро наделенное разнообразными ресурсами (от углеводородов до транзита) и эксклюзивными талантами пространство. Освоение этого пространства жизненно интересно для ключевых игроков мировой политики.

Ситуация усугубляется проблемами в мировом устройстве, решение которых в истории искалось ценой отказа от правил игры прежней эпохи. Стагнировать в такой обстановке опасно.

В связи с визитом Путина в КНР хочу отметить, что Китай – это быстрорастущий экономический гигант. Это – наш сосед, с которым сложились достаточно хорошие взаимоотношения, например, в области энергетики, а также в приграничном сотрудничестве регионов, между которыми идет торговый и инвестиционный обмен.

Возможности увеличения оборотов огромны, это – не жалкие проценты, а разы, причем не только благодаря строительству новых нефте- и газопроводов, но у нас хорошие перспективы по линии строительства атомных станций. Так что в целом деловые интересы Москвы и Пекина совместимы. Правда, наша доля во внешнеторговом объеме Китая невысока. Это неудивительно, ведь китайская экономика – вторая в мире.

Отмечу, что существует точка зрения, согласно которой есть опасение, что Россия станет придатком Китая. С учетом этого мы должны сберегать свой народ и быть в состоянии самим развивать свои территории при сохранении своей идентичности. При этом деловой климат для нашего собственного предпринимательства должен быть у нас не хуже, чем в Китае. Сейчас возможности создания нашими гражданами предприятий в Китае радикально превосходят возможности бизнеса здесь.

В мировой макроэкономике давно достигнуто понимание того, что есть отрасли, заведомо предрасположенные к частнособственнической форме владения, а есть стратегические отрасли, для которых предпочтительна государственная собственность. Бывает и так, что для запуска развития необходимо государственное участие инвестициями, льготами и т. п., а потом из данной сферы государство уходит. Так, например, создавалась электроника в ведущих западных странах.

У нас до сих пор торжествует иллюзия, что частный собственник всегда эффективнее, но это не так. Нам необходимо увеличить долю государственного участия в экономике, но не только в виде банального владения активами, а в роли стимулятора спроса и предложения. Но мы шарахаемся от идеи стратегического планирования, как черт от ладана!

Вопрос же национализации нельзя сводить к вопросу о неэффективном собственнике. Допустим, какая-нибудь булочная работает неэффективно, но ведь можно же выставить ее на продажу, а, в свою очередь, эффективный собственник ее и купит. Государство должно сосредоточиться на стратегических секторах, на тех, которые критически важны для безопасности и благосостояния страны. Это энергетика, инфраструктура, аэропорты, коммуникации.

Для привлечения иностранных инвестиций власть собирается создавать особый фонд. При решении локальной задачи фонд может сыграть свою роль, но это не главное. Нельзя забывать, что наша страна имеет свои собственные средства для инвестиций. Можно вспомнить о золотовалютных резервах, которые принадлежат Центральному банку. Но тогда возникает вопрос: а кому он принадлежит?

Благодаря нефтегазовой конъюнктуре у нас есть огромные деньги, к тому же они постоянно пополняются. Если их не изымать, стерилизуя, то это дало бы колоссальные возможности для государственной политики инвестиций. Мы располагаем и другими природными ресурсами, которые превосходят то, что имеется на счетах любого банка. Опыт устойчивости нашей страны в чрезвычайных обстоятельствах и кризисных ситуациях тоже уникален. К этому надо добавить наш значительный интеллектуальный потенциал, а мы не научились его капитализировать и превращать в рост благосостояния.

Всего перечисленного более чем достаточно для того, чтобы выстроить убедительную стратегическую линию. Вот эта тема действительно интересна, и по сравнению с ней все остальное вторично. В мире формируется шестой техноуклад, под которым подразумевается совокупность нано-, био-, информационных и когнитивных технологий, а мы застряли в четвертом, частично пятом технологическом укладе.

В Евросоюзе сложилась напряженная ситуация с долгами едва ли не всех южных стран, а надо еще учесть проблемы бюджета Ирландии и Британии. Относительно благополучными в финансовом плане странами являются Германия и отчасти Франция, хотя и Францию раздирают проблемы.

Надо сказать, что механизмы и институты Евросоюза достаточно демократичны, и это связано с консенсусным принципом принятия решений. Это значит, что все члены ЕС должны одобрить какую-либо меру, для того чтобы ее начать применять. И вот сейчас идет борьба за то, чтобы от этого избавиться, потому что доноры Евросоюза оказываются заложниками пожеланий других стран, которые либо политически дерзкие, либо экономически слабые. Проблема понятна, а решить ее можно, изменяя форматы основополагающих документов ЕС, но это сложная процедура, требующая референдумов. Есть другой способ – создавать некие параллельные структуры.

Я думаю, что идея создать экономическое правительство Евросоюза означает стремление миновать утомительные и вязкие процедуры принятия решений и создать более работоспособную схему. Это возможно, хотя, конечно, трудности на этом поприще будут, ведь в Европе уже сейчас достаточно много институтов, занимающихся регулированием финансовой и бюджетной политик. И не стоит забывать: кто заказывает музыку, тот и собирается играть главную роль.